Политическая игра в большинстве
Спустя пару лет после аннексии Крыма Москвой даже самые убежденные оптимисты узрели реальность: напряженность между Россией и Западом — больше, чем просто преходящий эпизод взаимного недовольства друг другом. Обе стороны пытаются сориентироваться в среде новых норм, в которой речь идет уже не о партнерстве, а о стратегической конкуренции. Россия возвращается на арену международной политики с шумом, грохотом и гудящими истребителями, а с ней и, казалось, давно канувшая в Лету логика «политики великой державы». Москва умело делает ставку на комбинацию стратегической неоднозначности, рассчитанной непредсказуемости и намеренных вооруженных провокаций.
Предотвратить худшее
То, что Путин при этом своим вторжением в Сирию добился победы по очкам как на внешнеполитической арене, так и на российском пропагандистском фронте, никем не оспаривается. Благодаря тактическому изяществу и эффективному применению средств ему удалось сначала предотвратить военное поражение режима Асада (Asad), а затем и заложить основу того, что — если до этого дойдет — Россия вместе с США сможет выступить гарантом заключения в Сирии мирного соглашения.
Российское бряцание оружием на внешнеполитической арене — скорее, признак слабости, чем свидетельство особенной силы.
Однако амбициозная внешняя политика Кремля не может скрыть того, что в перекрытиях Российской Федерации раздается явный треск. Экономическое убожество, виновны в котором не только низкие цены на нефть и падающий курс рубля, но и структурный дефицит, а также внутриполитический застой — лучшие предпосылки для «совершенного штурма». Сколько еще российское население будет мириться с тем, чтобы с ликованием приветствовать боевых летчиков вместо растущих цифр благосостояния, покажет время. Ясно одно: российской бряцание оружием на внешнеполитической арене — скорее, признак слабости, чем свидетельство особенной силы.
Как же будут развиваться события в отношениях между Россией и Западом? В такие времена, как теперь, девиз звучит: быть реалистами и стремиться предотвратить худшее, что значит: максимально возможно сдерживать риск прямой конфронтации. Пусть «избирательное сотрудничество» с Россией там, где пересекаются (внешнеполитические) интересы, прежде всего, в Сирии и Ливии, и желательно. Но будем честны: именно на североафриканско-ближневосточной «Кризисной дуге» как раз и есть точки пересечения между Россией и Западом.
Однако в общем и целом цели Москвы в регионе существенно отличаются от оных у европейцев и американцев. При нынешнем политическом климате регион между Рабатом и Эр-Риядом, похоже, становится скорее местом стратегической конкуренции, чем площадкой для сотрудничества. Ибо с точки зрения Кремля Северная Африка и Ближний Восток представляют собой идеальные кулисы для инсценировки возвращения России как глобальной державы. Очевидно, что, помимо этого, в интересах Москвы также бороться с терроризмом и экстремизмом, поддерживать дружественные режимы, обеспечивать свою долю на рынке вооружений и иного экспорта и влиять на политику добычи полезных ископаемых в странах Персидского Залива.
Но над всем этим стоит стремление за счет целенаправленной активности в регионе БВСА обеспечить возрождение себя как «альфа-игрока» и вместе с тем использовать слабости американской политики на Ближнем Востоке. Для своих ближневосточных союзников Москва при этом оказывается надежным партнером, которого прежде всего волнует стабильность режима и который не обременяет союзников в регионе назойливыми требованиями в вопросах соблюдения прав человека.
Нет хороших перспектив
Сирия может служить показательным примером того, что вожделенное «избирательное сотрудничество», правда, не является невозможным (без российско-американского объединения — хрупкое — перемирие между режимом Асада и оппозицией едва ли состоялось бы), однако предстает чем-то вроде чрезвычайно сложного сверления толстых досок. Так, по-прежнему царит отсутствие единства в плане того, с какой из конфликтующий сторон следует бороться и кого поддерживать, а также как должно выглядеть будущее Сирии по завершении боевых действий.
И при взгляде на процесс стабилизации в Сирии — ближайшего очага пожара перед дверью Европы — перспективы российско-западного сотрудничества выглядят не лучшим образом. С точки зрения Кремля, это, в первую очередь, задача Запада — собрать осколки своего неудавшегося военного вторжения, которому Москва противилась с самого начала. Если же российское руководство все же решится на большую активность в кризисной североафриканской стране, это будет преподано как любезность по отношению к Западу, снабженная соответствующим политическим ценником.
Вывод? Следует быть реалистом, если речь идет о шансах на «избирательное сотрудничество». Нужно сконцентрироваться на предотвращении того, что стратегическая конкуренция внезапно станет прямой конфронтацией. То, насколько опасно может закручиваться спираль эскалации, показал эпизод с российским СУ-24, сбитым в ноябре 2015 года турецкими ВВС. Добро пожаловать в мир новых норм в отношениях между Россией и Западом.